Современная идиллия

- Вот какой столб был! До неба рукой доставал - и вдруг рухнул! -
воскликнул я в умилении, - я, впрочем, думаю, что провидение не без умысла
от времени до времени такие зрелища допускает!
- Для чего провидение допускает такие зрелища - это, брат, не нашего
ума дело; а вот что Овсянников подвергся каре закона - это верно. Это я в
газетах читал и потому могу говорить свободно!
- Да, но отчего же и о путях провидения не припомнить при этом?
- Оттого, что пути эти нам неизвестны, - вот отчего. А что нам не
известно - к тому мы должны относиться сдержанно. Шагай, братец.
В конце Фурштадтской - питейное заведение. Выходит оттуда мужчина в
изорванном пальто, с изорванной физиономией и, пошатываясь, горланит:

Красав_и_ца! Подожди!
Белы руки подожми!

- Вот и он советует подождать! - говорю я.
- Да, потому что всем такая линия вышла!
- А бедный он!
- Кто? пьяница-то?
- Да, он. Сколько лютой скорби надобно, чтоб накипело у человека в
груди...
Но Глумов и тут оборвал меня, запев:

- Красав_и_ца! Подожди!
Белы руки подожми!

- Не для того я напоминаю тебе об этом, - продолжал он, - чтоб ты
именно в эту минуту молчал, а для того, что если ты теперь сдерживать себя
не будешь, той в другое время язык обуздать не сумеешь. Выдержка нам нужна,
воспитание. Мы на славянскую распущенность жалуемся, а не хотим понять, что
оттого вся эта неопрятность и происходит, что мы на каждом шагу послабления
себе делаем. Прямо, на улице, пожалуй, не посмеем высказаться, а чуть зашли
за угол - и распустили язык. Понятно, что начальство за это претендует на
нас. А ты так умей собой овладеть, что, ежели сказано тебе "погоди!", так ты
годи везде, на всяком месте, да от всего сердца, да со всею готовностью -
вот как! даже когда один с самим собой находишься - и тогда годи! Только
тогда и почувствуется у тебя настоящая культурная выдержка!
Я должен был согласиться с Глумовым. Действительно, русский человек
как-то туго поддается выдержке и почти совсем не может устроить, чтобы на
всяком месте и во всякое время вести себя с одинаковым самообладанием. Есть
у него в этом смысле два очень серьезных врага: воображение, способное
мгновенно создавать разнообразные художественные образы, и чувствительное
сердце, готовое раскрываться навстречу первому попавшемуся впечатлению.
Обстоятельства почти всегда застигают его врасплох, a потому сию минуту он
увядает, а в следующую - расцветает, сию минуту рассыпается в выражениях
преданности и любви, а в следующую - клянет или загибает непечатные слова,
которые у нас как-то и в счет не полагаются. Но, во всяком случае, он не
умеет сдержать свою мысль и речь в известных границах, но непременно впадает
в расплывчивость и прибегает к околичностям.