«Орел-меценат»

- Следующий! - цыркнул орел. Дятел
начал с того, что генеалогию орла от солнца повел, а орел с своей
стороны подтвердил: "И я в этом роде от папеньки слышал". "Было у
солнца, - говорил дятел, - трое детей: дочь Акула да два сына: Лев да
Орел. Акула была распутная - ее за это отец в морские пучины заточил;
сын Лев от отца отшатнулся - его отец владыкою над пустыней сделал; а
Орелко был сын почтительный, отец его поближе к себе пристроил -
воздушные пространства ему во владенье отвел". Но не успел дятел даже
введение к своему исследованию продолбить, как уже орел в нетерпеньи
кричал: - Следующий! следующий! Тогда запел соловей и сразу же
осрамился. Пел он про радость холопа, узнавшего, что бог послал ему
помещика; пел про великодушие орлов, которые холопам на водку не жалеючи
дают... Однако как он ни выбивался из сил, чтобы в холопскую ногу
попасть, но с "искусством", которое в нем жило, никак совладать не мог.
Сам-то он сверху донизу холоп был (даже подержанным белым галстуком
где-то раздобылся и головушку барашком завил), да "искусство" в
холопских рамках усидеть не могло, беспрестанно на волю выпирало.
Сколько он ни пел - не понимает орел, да и шабаш! - Что этот дуралей
бормочет! - крикнул он, наконец, - позвать Тредьяковского! А Василий
Кирилыч тут как тут. Те же холопские сюжеты взял, да так их явственно
изложил, что орел только и дело, что повторял: "Имянно! имянно! имянно!"
И в заключение надел на Тредьяковского ожерелье из муравьиных яиц, а на
соловья сверкнул очами, воскликнув: "Убрать негодяя!" На этом
честолюбивые попытки соловья и покончились. Живо запрятали его в
куролеску и продали в Зарядье, в трактир "Расставанье друзей", где и о
ею пору он напояет сладкой отравой сердца захмелевших "метеоров". Тем не
менее дело просвещения все-таки не было покинуто. Ястребята и соколята
продолжали ходить в гимназии; академия де сиянс принялась издавать
словарь и одолела половину буквы А; дятел дописывал 10-й том "Истории
леших". Но снегирь притаился. С первого же дня он почуял, что всей этой
просветительной сутолоке последует скорый и немилостивый конец, и,
по-видимому, предчувствия его имели довольно верное основание. Дело в
том, что сокол и сова, принявшие на себя руководительство в
просветительном деле, допустили большую ошибку: они задумали обучить
грамоте самого орла. Учили его по звуковому методу, легко и занятно, но,
как ни бились, он и через год, вместо "Орел", подписывался "Арер", так
что ни один солидный заимодавец векселей с такою подписью не принимал.
Но еще большая ошибка заключалась в том, что, подобно всем вообще
педагогам, ни сова, ни сокол не давали орлу ни отдыха, ни срока.
Каждоминутно следовала сова по его пятам, выкрикивая: "Бб... зз...
хх...", а сокол тоже ежеминутно внушал, что без первых четырех правил
арифметики награбленную добычу разделить нельзя. - Украл ты десять
гусенков, двух письмоводителю квартального подарил, одного сам съел -
сколько в запасе осталось? - с укоризною спрашивал сокол.