Вы читаете «Дневник провинциала в Петербурге», страница 88 (прочитано 27%)
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин
- Не понимаю я одного, - говорил я, - как ты не признаешь возможности внезапного порыва чувств! - Кто? я-то не признаю? я, брат, даже очень хорошо понимаю, что с самой этой эмансипации мы ничем другим и не занимаемся, кроме как внезапными порывами чувств! - Ну видишь ли! Сидим мы себе да помалчиваем; другой со стороны посмотрит: "Вот, скажет, бесчувственные!" А мы вдруг возьмем да и вскочим: бери все! - Нам, значит, чтоб ничего! - А зачем нам? Жить бы только припеваючи да не знать горя-заботушки - чего еще нужно? Начался разговор о сладостях беспечального жития, без крепостного права, но с подоходными и поразрядными налогами, с всесословною рекрутскою повинностью и т. д. Мало-помалу перспективы, которые при этом представились, до тоге развеселили нас, что мы долгое время стояли друг против друга и хохотали. Однако ж, постепенно, серьезное направление мыслей вновь одержало верх над смешливостью. - А знаешь ли, что мне пришло в голову, - вдруг сказал я, - ведь, может быть, это они неспроста? - Что такое неспроста? - А наши-то обкладывают себя. Вот теперь они себя обкладывают, а потом и начнут... и начнут забирать! - Да что забирать-то? - Как что! чудак ты! Да просто возьмут да и скажут: мы, скажут, сделали удовольствие, обложили себя, что называется, вплотную, а теперь, дескать, и вы удовольствие сделайте! - Держи карман! - Нет, да ты вникни! ведь это дело очень и очень статочное! Возьми хоть Петра Иваныча Дракина - ну, станет ли он себя обкладывать, коли нет у него про запас загвоздки какой-нибудь?! - Та и есть загвоздка, что будет твой Петр Иваныч денежки платить, а сыну его будут "что ты рот-то разинул?" говорить. - Однако ж деньги-то ведь не свой брат! Коли серьезно-то отдавать их придется... ведь это ой-ой-ой! - Ничего! обойдемся! А коли тошно придется - пардону попросим! - Нет! как хочешь, а что-нибудь тут есть! Петр Иваныч - он прозорлив! Но Прокоп, который только что перед тем запихал себе в рот огромный кусок колбасы, сомнительно покачивал головой. - Вот разве что, - наконец произнес он, - может, новых местов по этому случаю много откроется. Вот это - так! против этого - не спорю! - Зачем же тут места? - А как же. Наверное, пойдут счеты да отчеты, складки да раскладки, наблюдения, изыскания... Одних доносов сколько будет! - Гм... а что ты думаешь! ведь, пожалуй, это и так! - Верно говорю. Сначала вот земство тоже бранили, а теперича сколько через это самое земство людей счастливыми себя почитают! - Что же! если даже только места - ведь и это, брат, штука не плохая! - Что говорить.
... Это для меня решительное доказательство достоинства вашего романа". О том, как был встречен в Петербурге роман, рассказывает в письме Загоскину его друг драматург А. А. Шаховской: "Я уже совсем оделся, чтобы ехать на свидание с нашими первоклассными писателями, как вдруг принесли мне твой роман; я ему обрадовался и повез с собой мою радость к гр. Толстому. Но там меня ею уже встретили. Первое действующее лицо авторского обеда, явившееся на сцену, был Пушкин, и тотчас заговорил о тебе; Пушкин восхищался отрывками твоего романа, которые он читал в журнале; входит Крылов из дворца: расспросы о тебе и улыбательные одобрения твоему роману; входит Гнедич: в восхищении от прекрасного твоего романа; наконец, является Жуковский и, сказав два слова, объявляет, что не спал вчера всю ночь - отчего же? Все-таки от твоего романа.." С. Т. Аксаков напечатал статью о "Юрии Милославском", в которой говорилось: "Радуясь прекрасному явлению в литературе нашей, как общему добру, мы с большим удовольствием извещаем читателей, что, наконец, словесность наша обогатилась первым историческим романом, первым творением в этом роде, которое имеет народную физиономию: характеры, обычаи, нравы, костюм, язык. Не один раз прочитав его со вниманием и всегда с наслаждением, мы считаем за долг сказать свое мнение откровенно и беспристрастно, подкрепляя по возможности доказательствами похвалы свои и осуждения, разумеется кроме тех случаев, где и то и другое будет основано на чувстве чисто эстетическом - вкусе: он у всякого свой. Если б романы Вальтер-Скотта были написаны на русском языке, и тогда бы "Юрий Милославский" сохранил свое неотъемлемое достоинство". Кстати сказать, Вальтер Скотт, познакомившийся с романом Загоскина в английском переводе, прислал ему письмо, в котором также высказывал свое восхищение "Юрием Милославским". Известный журналист Н. И. Греч в своих воспоминаниях писал о "Юрии Милославском": "Его читали везде, и в гостиных, и в мастерских, в кругах простолюдинов, и при высочайшем дворе"...
