Господа Головлевы

Да и
какую роль может играть мысль о будущем, когда течение всей жизни
бесповоротно и в самых малейших подробностях уже решено в уме Арины
Петровны?
Целыми днями шагал он взад и вперед по отведенной комнате, не выпуская
трубки изо рта и напевая кой-какие обрывки песен, причем церковные напевы
неожиданно сменялись разухабистыми, и наоборот. Когда в конторе находился
налицо земский, то он заходил к нему и высчитывал доходы, получаемые Ариной
Петровной.
- И куда она экую прорву деньжищ девает! - удивлялся он, досчитываясь
до цифры с лишком в восемьдесят тысяч на ассигнации, - братьям, я знаю, не
ахти сколько посылает, сама живет скаредно, отца солеными полотками
кормит... В ломбард! больше некуда, как в ломбард кладет.
Иногда в контору приходил и сам Финогей Ипатыч с оброками, и тогда на
конторском столе раскладывались по пачкам те самые деньги, на которые так
разгорались глаза у Степана Владимирыча.

Известный в то время табачный фабрикант. конкурировавший с Жуковым.
(Прим. М. Е. Салтыкова-Щедрина.)

- Ишь пропасть какая деньжищ! - восклицал он, - и все-то к ней в хайло
уйдут! нет того, чтоб сыну пачечку уделить! на, мол, сын мой, в горести
находящийся! вот тебе на вино и на табак!
И затем начинались бесконечные и исполненные цинизма разговоры с
Яковом-земским о том, какими бы средствами сердце матери так смягчить, чтоб
она души в нем не чаяла.
- В Москве у меня мещанин знакомый был, - рассказывал Головлев, - так
он "слово" знал... Бывало, как не захочет ему мать денег дать, он это
"слово" и скажет... И сейчас это всю ее корчить начнет, руки, ноги - словом,
все!
- Порчу, стало быть, какую ни на есть пущал! - догадывался
Яков-земский.
- Ну, уж там как хочешь разумей, а только истинная это правда, что
такое "слово" есть. А то еще один человек сказывал: возьми, говорит, живую
лягушку и положи ее в глухую полночь в муравейник: к утру муравьи ее всю
объедят, останется одна косточка; вот эту косточку ты возьми, и покуда она у
тебя в кармане - что хочешь у любой бабы проси, ни в чем тебе отказу не
будет.
- Что ж, это хоть сейчас сделать можно!
- То-то, брат, что сперва проклятие на себя наложить нужно! Кабы не
это... то-то бы ведьма мелким бесом передо мной заплясала.
Целые часы проводились в подобных разговорах, но средств все-таки не
обреталось. Все - либо проклятие на себя наложить приходилось, либо душу
черту продать. В результате ничего другого не оставалось, как жить на
"маменькином положении", поправляя его некоторыми произвольными поборами с
сельских начальников, которых Степан Владимирыч поголовно обложил данью в
свою пользу, в виде табаку, чаю и сахару. Кормили его чрезвычайно плохо.
Обыкновенно, приносили остатки маменькинова обеда, а так как Арина Петровна
была умеренна до скупости, то естественно, что на его долю оставалось
немного.